Есть имена, о которых грешно писать второпях, скороговорка здесь просто неприлична.
Николай Иванович Маштаков – одно из таких имен.
Хирурга с большой буквы, заслуженного врача РСФСР 27 октября (15-го – по старому стилю) вспоминают в Подольске уже 130 лет.
МЕДИАЦЕНТР — 20 октября, ПОДОЛЬСК — «Он работал не спеша, со вниманием и любовью к больным. Никогда не повышал голоса и всегда терпеливо отвечал на вопросы. После работы молодежь часто собиралась в доме главного врача больницы. Там читали, обсуждали литературные новинки, пели хором, читали стихи. Вернувшись в Москву, он повесил на дверях своей квартиры вывеску «Доктор». Практики было много, но большая половина больных лечилась бесплатно, поскольку это были такие же бедняки, как и он…»
Прочитал эти строки знакомой журналистке. Спросил: «О ком они?» – «Все поняла, – отвечает, – ты собрал материал о Маштакове и начал писать новую, чисто подольскую, историю».
Моя знакомая ошиблась. Я читал ей воспоминания земского врача Архангельского о практиканте-медике Чехове. Познакомившись с ними, понял тех, кто чувствовал душевное родство врачей: Антона Павловича Чехова и Николая Ивановича Маштакова…
Как-то в залитом огнями люстр каминном зале бывшего имения Ивановское выступал столичный пианист. В перерыве между номерами он элегантно прошелся насчет качества старого инструмента, на котором виртуозно исполнял занятные весьма вещи. Не понимала заезжая знаменитость, о чем говорит.
– Мой муж, – рассказывала мне Людмила Александровна Артемьева, – Николай Андреевич Артемьев, получил после войны, в декабре 1945 года, задание создать в Подольске официальное товарищество художников. На учредительном собрании, где мужа избрали председателем товарищества, присутствовал Николай Иванович Маштаков. Там они впервые познакомились, а потом подружились. Мы стали бывать в гостях в деревянном домике хирурга.
Все тогда жили небогато. Главным блюдом, которое подавалось по торжественным дням к столу у Николая Ивановича, была жареная речная рыба. Но разве дело в том, чем нас угощали? В удивительном доме все было удивительно. Во-первых, каждый из гостей непременно умел играть на одном из музыкальных инструментов. Петь, естественно, тоже умели все. Украшением вечеров были Вера Васильевна Маштакова и Петр Гаврилович Солнцев, исполнявшие с неизменным успехом романс «Не искушай…» Любили слушать Пашу Караулова – известного тогда в стране музыканта. Успехом пользовался заместитель редактора газеты «Подольский рабочий» Михаил Ям, читавший стихи Блока. Но, честно говоря, все с нетерпением ждали, когда за рояль сядет хозяин дома. Знаете, этих мгновений невозможно забыть. В большой комнате становилось тихо, от натопленной с утра печи, от ее изразцов шло ласковое тепло. Николай Иванович брал первые аккорды, и в душу каждого из нас вплывала музыка Шопена.
…Подольским старожилам известно, что жена хирурга работала в двадцатых годах прошлого века в музыкальном театре имени Немировича-Данченко. Электрички в те времена из Москвы в Подольск не ходили. После спектакля приходилось ехать домой на «кукушке». Здесь на станции ждала ее пролетка, поскольку добираться ночью до больницы пешком было небезопасно и неблизко. Каждый вечер встречал Веру Васильевну на вокзале муж.
И вот однажды зимней морозной ночью на темной Февральской улице пролетку остановили грабители. «А ну, – грозно произнес один из них певице, – снимай свою шубу».
Вдруг разбойник умолк, потом, бросившись на колени, взмолился: «Николай Иванович, простите, не узнал. – Ребята, – крикнул он оторопевшим подельникам, – это же наш доктор…»
О том, как любили в Подольске Маштакова, до сих пор ходят легенды. Оно и неудивительно. Не было в городе семьи, не знавшей его имени. К неизлечимо больному доктору приходили домой в любое время суток, в любую погоду с одной только просьбой: «Помогите». И он шел к взрослым и детям, где ждали его корь или скарлатина, иные опасные для него хвори.
…Внучка Николая Ивановича, Людмила Семеновна Гарцевич, вспоминает:
– Ребенком я первый раз услышала о том, что дед чем-то напоминает Чехова. Теперь понимаю, что имелось в виду. Никого в своей жизни он не обидел, считая: истинная интеллигентность заключается в том, чтобы ненароком, нечаянно не обидеть человека, – рассказывала мне она. – Он прожил нелегкую, непростую жизнь, в которой чаще всего были войны. Сначала германский фронт 1914 года, затем революция, гражданская война. В финскую кампанию он выполнял правительственное задание, организуя высококвалифицированное обслуживание бойцов Красной Армии в госпиталях Наркомздрава.
Сил здесь положил немало, за что и был награжден наркомом здравоохранения. А потом Великая Отечественная, работа главным хирургом и начальником госпиталя. Надо ли объяснять, каково приходилось ему, выполнявшему каждый день десятки операций? А он ни разу не сорвался, не накричал на своих подчиненных.
…Из разговоров с Людмилой Семеновной Гарцевич и Ириной Викторовной Смирновой, еще одной внучкой Николая Ивановича, узнал я, как начинался день Маштакова. Вставал он рано. Зимой непременно играл на рояле, готовя руки к предстоящим операциям. Летом, осенью и весной отправлялся на этюды. Из утренних походов непременно приносил цветы жене. Разговор об их отношениях – тема вообще особая.
В красавца хирурга влюблены были многие, но Вера Васильевна – единственная в его жизни женщина, которую он не просто любил. Боготворил! И хотя она могла при случае заявить, что в отношениях двоих один любит, а другой позволяет себя любить, преданна была мужу всей душой.
…В начале войны Николая Ивановича назначат начальником эвакогоспиталя, она поедет за мужем в Москву, затем в освобожденную от немцев Калугу… Там, в Калуге, и подорвет Маштаков окончательно свое здоровье. Ему при его туберкулезе легких необходимо было усиленное, практически санаторное питание, а главный хирург получал на обед, как и все его врачи и раненые, тарелку супа из крапивы…
…С легкой руки Николая Ивановича начались в земской больнице концерты самодеятельности, поголовное увлечение большим теннисом, походы в Лемешово, где летом многие подольские врачи снимали деревенские дома под дачи, и, конечно же, зимние катания на санках с гор на лед Пахры.
А еще он обожал устраивать праздники для близких и друзей. Главным из них были именины жены… Но свой день рождения он почему-то отмечать не любил. Не признавал Николай Иванович шикарных одежд. После войны у него был один-единственный костюм и неизменные летние парусиновые туфли, которые он сам чистил мелом.
…Он любил живописнейшие места под Ерино, он вообще любил старую русскую деревню. Обожал рисовать деревенские развалюхи.
…Живопись после хирургии была его второй страстью. Редко удавалось писать на хорошем холсте, чаще это был картон, а то и обыкновенная фанера. Но какие он рисовал цветы! Сирень, золотые шары, луговые ромашки…
Последние годы жизни он уставал чрезмерно. Возвращался домой обессиленный и просил только одного: горячего чаю. Но если приходили с просьбой помочь больному, он вставал и шел, говоря беспокоившейся за него жене: «Веруша, я – врач». А еще он мог неожиданно появиться дома, разогреть приготовленный на всю семью бульон и отнести его в больничную палату своим пациентам. И никто из домашних никогда не сказал ему: «А что мы будем сегодня есть?»
…Маштаков уходил из жизни как великий хирург. Смертельно больной, он успел спасти, казалось бы, безнадежного человека, простояв за операционным столом шесть часов. После этого Николаю Ивановичу стало плохо, и его срочно отвезли в туберкулезный санаторий.
– Я, – вспоминает внучка Маштакова Ирина Викторовна, – приехала к папе, так я его звала. Училась тогда в десятом классе и спешила на школьный вечер. Дед, конечно, меня не задерживал, сказал только: «Хочу, чтобы ты пошла в медицинский или лесной. Это же такая красота – работать всю жизнь на свежем воздухе». До сих пор не могу себе простить, что убежала тогда на вечер…
Через пару дней Николай Иванович потерял сознание. Срочно сообщили жене. Вера Васильевна примчалась в палату к мужу. Он каким-то непостижимым образом почувствовал ее присутствие, открыл глаза и тихо прошептал: «Веруша, я тебя дождался». Врачи, смотревшие его рентгеновские снимки, недоумевали: «Как он вообще жил? У него же практически не осталось легких».
Газета «Местные вести» №43 от 18 октября 2019
Юрий Козловский
Фото из семейного архива Маштаковых
