Я в синий мех укутываю пальцы,
Ресницами ловлю промокший снег,
Дорог железных и бетонных станций
Мне дорог холод и казенный свет.
Смотри, двадцатый век, – твое творенье –
Не солнца луч, но блеклый след дождя,
И легких птиц минутное старенье,
И зыбких мыслей длинная стена.
Что здесь любовь?.. Рисунок на обоях!
Что здесь вражда?.. Ежеминутный пыл!
Уснуть в январских снеженых объятьях,
Уснуть в ту ночь двадцатый век спешил…
Воспоминаний легкое волненье
Растопит слезы белые свечи,
Раз в год застынет времени теченье –
Ушедший век, я знаю, рядом ты.
Мне ветер дорог был замерших станций,
Рассыпавший холодный легкий снег.
Я в синий мех укутывала пальцы
В последний вечер твой, двадцатый век.
Романс зимы
Взгляни – огонь – снежинка тает
Одно мгновение всего.
Так странно с нами жизнь играет
У края вечного ничто.
Каков цвет глаз у той печали,
Что не забыть и не прогнать?
Как имя той прекрасной дали,
Что не увидеть, не достать?
Взгляни в окно: там ветер тонко
Играет ветками сосны…
Дыхание тихо, горе громко,
И кем-то стерты наши сны!
И все поет ночная флейта
Печали гимн из века в век,
Что коротка дней светлых лента
Утонет в пене грустных рек…
Взгляни, огонь – снежинка тает –
Одно мгновение всего.
Так странно с нами жизнь играет
У края вечного ничто.
Анастасия Грачева
Вифлеемская звезда
А в России часто люты зимы,
Ну а в январе – как никогда…
А Россию по небу незримо
Вифлеемская ведет звезда.
Вот подули северные ветры,
Нанесли заносы на пути,
Где-то вновь – на сотни километров –
Не проехать людям, не пройти.
И у нас, по старому сказанью,
Как всегда, как много лет назад,
К Рождеству, немного с запозданьем,
Разыгрался сильный снегопад.
Налетели белые метели,
Закружили вьюги, замели…
И поля, и веси опустели
На родных окраинах земли.
Налетели, растревожив душу,
Грусть-кручину русскую тая, –
Потому метелями и стужей
Ты прекрасна, Родина моя.
От любви твоей – мороз по коже,
От объятий крепких – холодней,
Но такая ты еще дороже,
Но такая ты еще родней.
Нам одна с тобой дана дорога,
И другой дороги нет окрест, –
Сохранить, Россия, в сердце Бога,
До конца нести свой тяжкий крест.
Геннадий Карпунин
Поутихла метель.
Темь под утро провиделась.
Утро ясное выдалось.
Горизонт – как пастель, голубеет.
Зарей зарумянилось небо,
Снег лежит белой негой,
Хочешь – нежность зарой.
Рой снежинок летит
Легкой стайкой по ветру,
С нескрываемой верой
Природа следит за тобой.
Виталий Ляпич
Снег тихо кружился над городом бледным,
Прохожих лаская, нашептывал песнь,
За плечи придерживал в танце заветном,
Легко на ресницы желая присесть.
Стою словно в сказке, забыв ожидание,
Вдруг хрупкие волосы ветер смахнул,
Морозная свежесть сковала дыхание,
На щеках остался его поцелуй.
Из окон мерцают огни звездопада,
Мохнатая ёлка в семейном кругу,
У образов затеплилась лампада,
Вновь чудо спешит, я давно его жду.
Ирина Зюзина
ученица 10 класса
МБОУ СОШ №1 мкр. Климовск
Рождественское варенье
В 1947 году дяде Коле, моему соседу, добрейшему человеку, было только семь. Голод. Жили трудом и надеждой. Но им-то, ребятне, что? Одна радость – улица.
И всегда сверлит мысль: где бы перехватить поесть? Хоть что-нибудь. Выбегали во двор с кусочком черного хлеба, душистого, пропитанного подсолнечным маслом и посыпанного крупной солью. Первым делом кричали: «Сорок один – ем один!» Потому что если не успеешь, «Сорок пять – всем давать!»
Быстро таял кусочек хлеба, оставляя по себе запах масла и сосущий голод под ложечкой.
Улица Рабочая тогда была вся одноэтажная. А на самом углу с Комсомольской стоял длинный барак. В нем дядя Коля и жил. Вокруг – частные дома с садами.
Поповну, их соседку, звали Варвара Васильевна. Ее-то сад с налитыми яблоками, тяжелым подсолнечником и кислой вишней и был предметом постоянных голодных помыслов их компании.
Однажды его друг Лешка, сидя в траве, потихоньку вылущил из подсолнечника все семечки. А Танька на другой день с огромным трудом отвинтила эту же головку. Радовалась, когда тащила ее в подоле! Развернула на воле – а подсолнух-то пустой! Ну, и смеялись же все!
А однажды они набрали в поповском саду целый мешок яблок. Маме сказали, что нашли пустующий дом на другом берегу Пахры. И попросили продать яблоки на рынке. Мать встала в Красных рядах. И вдруг подошла поповна-соседка. Покачала головой:
– Хороши яблочки. Даже на мои похожи. Надо же!
И ушла.
Ох, и досталось же дяде Коле в тот же вечер! Ох, и лупила его мать, и лупила! По всему дому гоняла. Он бегал, плакал, вопил благим матом. Знал: за дело. Мать выбилась из сил. А он спрятался в сарае во дворе. И, пока не стемнело, грозил оттуда кулаком ненавистному дому поповны.
Следующий день и вовсе был пыточный. По всей улице шел такой сладкий яблочный дух, что у детей дыханье перехватывало. Поповна варенье варила. На Яблочный Спас.
Пролетели летние денечки. Опустел поповский сад. Принакрылся сугробами. Одно развлечение: санки да снежки. Только холодно. Есть с мороза ох, как хочется! Кажется, слона бы съел! Никогда дядя Коля себя сытым не помнил.
Новый год прошел. Никак. В школе выдали два зеленых мандарина. Чудо невиданное! Кислятина. Запах один. Поповские яблочки вкуснее.
Рождество не справляли. Нельзя. Почему? Все церкви закрыты, кроме одной – Троицкого собора. Раньше виден он был – со всех сторон. А теперь застроили его домами. Никто не ходит. Хоть и говорят: «Рождество, Рождество…» Дяде Коле все казалось в этом что-то чудесное. Загадочное. Тайна какая-то… Потому что все о нем знают, думают, но никто ничего не рассказывает… Хотел он было мать расспросить, да передумал…
В тот же вечер, когда вся семья была дома, пришла поповна к ним в гости. Они особенно не знались, и мать удивилась. В руках Варвара Васильевна держала большую банку яблочного варенья.
– Кушайте на здоровье. С праздником.
Поклонилась и ушла.
– Спасибо, матушка, – прошептала мать.
Она так посмотрела на сына, что он не смог выдержать ее взгляда. Убежал, ревя:
– Она нарочно! Нарочно!!! Попопна-клоповна…
Он долго не прикасался к подарку. Не мог. Как мать его ни потчевала. Но потом все же не устоял.
Так вот что такое Рождество.
Варенье было вкусное.
Татьяна Трубникова
Газета «Местные вести» №53 от 27 декабря 2019
